Схватка - Страница 29

Не будь у них этих преимуществ, они все бы погибли, до единого.

Пруфракс открыла глаза и стала вглядываться в постоянно меняющийся световой рисунок. Вживленный в ее тело микроэлемент с помощью секретных кодов расшифровывал этот рисунок, вбирая в себя новую информацию. Но Пруфракс узнает ее только перед следующим боем.

Повинуясь внезапному порыву, она бросилась в тоннель и снова застала его в блистере, обложившегося пакетами с новой информацией. Боясь помешать его работе, Пруфракс терпеливо ожидала, пока он обратит на нее внимание.

— Ну как? — спросил он.

— Я постоянно спрашивала себя, ради чего они воюют. И теперь очень зла на себя.

— Почему?

— Потому что я не знаю ответа. И не могу знать. Ведь они — сенекси.

— Они хорошо сражаются?

— Мы потеряли восемь человек. Восемь. — Она закашлялась.

— Так хорошо они сражаются? — повторил он, уже чуть нетерпеливо.

— Лучше, чем я ожидала. Ты ведь знаешь, что нам про них рассказывали.

— Они тоже погибали?

— Да, их погибло немало.

— А скольких убила ты?

— Не знаю.

На самом деле она, конечно же, знала, что убила восьмерых.

— Восьмерых, — сказал он, указывая на пакеты. — Я сейчас как раз анализирую итоги боя.

— Значит, за той информацией, которую нам дают читать и которую публикуют, стоишь ты?

— Отчасти, — согласился он. — Ты — хороший ястреб.

— Я знала, что стану настоящим ястребом, — ответила она спокойно, без тени самолюбования.

— Но раз они храбро сражаются…

— Как это сенекси могут быть храбрыми? — резко оборвала она.

— Они храбро сражаются, — повторил он, — а почему?

— Они хотят жить и выполнять свою… работу. Так же как и я.

— Нет, не поэтому, — возразил он, чем привел ее в некоторое смятение. Не впадает ли она в крайности? То вначале принимала все в штыки, а теперь сдается без боя. — А потому, что они — сенекси. Потому что мы им не нравимся.

— Как тебя зовут? — спросила она, стараясь сменить тему.

— Клево.

Ее грехопадение началось еще раньше возвышения.

Арис закрепил контакты и почувствовал, как аварийный запасник базового разума разрастается, покрывая поверхность фрагмента, словно ледяные кристаллы стекло. Он перешел в статическое положение. При перекачке информации из живого мозга в гуманоидный, механический то ли происходило ее кодирование, то ли опускались какие-то важные детали. Так или иначе, память застывала, теряла свою динамичность. Значит, нужно попытаться привести в соответствие эти два вида памяти — если, конечно, такое возможно.

Как много гуманоидной информации ему придется стереть, чтобы освободить место для этой операции?

Он осторожно вошел в человеческую память, выбирая темы почти наобум. Вскоре он забрался в такие дебри, что все, чему его учили, перепуталось и стало улетучиваться, хотя предполагалось, что отростки-индивиды обладают перманентной памятью. Он тратил неимоверные усилия только на то, чтобы постигнуть совершенно чуждую ему модель мышления.

Арис ушел из области социологической информации, стараясь сохранить в себе данные по физике и математике. По этим дисциплинам он мог вести разговор без особого напряжения, постепенно постигая особенности гуманоидной логики.

И тут произошло нечто неожиданное. Он вдруг почувствовал, что параллельно с ним исследования ведет какой-то другой разум. Запрос в ту же самую область поступил из источника, смутно ему знакомого, что особенно его настораживало. Более того, этот источник даже попытался изобразить нечто вроде сенексийского приветствия, правда, совершенно не к месту. Такой код отросток-индивид излучал, только когда приветствовал товарища по команде. А его собеседник, совершенно очевидно, был из другой команды или даже из другой семьи. Серьезный прокол. Арис попытался выйти из памяти. Мыслимое ли это дело — встретиться внутри мандата с другим разумом? Отступая, он вторгся в обширную область совершенно непостижимой для него информации. По всем характеристикам она отличалась от прочих областей гуманоидных знаний, в которых он бродил.

— Это для машин, — сказал незнакомец. — Не вся культурная информация ограничена рамками биологии. Вы сейчас находитесь в области, где хранятся кибернетические разработки. Они доступны только для машины, подключенной к мандату.

— Из какой ты семьи? — задал Арис первый вопрос из длинной цепочки, с помощью которой сенекси идентифицировали друг друга.

— У меня нет семьи. Я не отросток-индивид. У меня нет доступа к действующим базовым разумам. Я получал знания из мандата.

— Так кто же ты тогда?

— Я сам точно не знаю. Но между нами нет существенных различий.

Арис понял, с кем он имеет дело. Это разум мутанта, того, что остался в камере, того, кто каждый раз умолял его о чем-то, стоило ему приблизиться к прозрачному барьеру.

— А сейчас мне нужно идти, — сказал мутант.

И Арис снова остался один в этих непролазных джунглях. Называя знакомые ему понятия, он стал осторожно, на ощупь пробираться в сенексийский сектор. Если он натолкнулся на одну подопытную особь, значит, без сомнения, встретит и остальных — возможно, даже пленного.

Мысль эта казалась одновременно пугающей и захватывающей. Насколько он знал, подобное сближение между сенекси и гуманоидами никогда прежде не происходило.

Страх постепенно улегся. Да и чего осталось бояться теперь, когда его товарищи мертвы, базовый разум находится в поле-ловушке, а перед ним не стоит никакой ясной цели?