Схватка - Страница 40

Обнаженная самка-гуманоид, окруженная крошечными подобиями себя самой, словно ангел — сонмом ангелочков, — вплыла в камеру. На ее тонком, как у змеи, теле не было почти ничего — лишь серебряные кольца на запястьях и узкий обруч на талии. Сине-зеленое сияние исходило от нее в темноте.

Обе Пруфракс слабо зашевелили губами.

— Кто ты? — хотели они спросить, но вакуум поглотил их вопрос.

Она оглядела их беспристрастно, потом вытянула руки, словно собираясь лететь дальше. На ней не было перчаток, но она явно принадлежала к их виду.

Петом она подняла одну руку выше другой. Прежде она делала то же самое бесчисленное количество раз во время экспериментов по обнаружению скрытых сенекси. Правда, эта особь выглядела старше, чем большинство подопытных существ. Сине-зеленое свечение стало ярче, световые волны достигли искромсанных стен, стали обволакивать замерзших, умирающих особей. А она, совершенная, как ангел, исчезла, оставив после себя слабо мерцающие обломки.

Они разрушили все секции фрагмента, кроме одной. Та оставалась неповрежденной.

А потом они продолжили свою работу, их были миллионы, словно туман, они заполнили собой космос между звездами, зная над собой лишь одного хозяина — всеобъемлющую реальность.

И другой хозяин им и не нужен. И они никогда не дадут сбоя.

Мандат дрейфовал, погруженный в холодный мрак, его память еще продолжала работать, но единственным проявлением жизни были затягивающиеся бороздки, отмечающие тот путь, что проделали оба разума. Бороздки подергивались, извивались, словно живые, в полном соответствии с правилами о квантовых состояниях угасающей энергии.

— Последнее стихотворение Пруфракс, — объявил рефлектирующий мандат.

Как быстро разрастаются огни!
И мир в небытие уходит,
а вместе с ним и все воспоминания.
Проскакивая мимо той единой двери,
себя мы обрекаем вновь и вновь
на бег по замкнутому кругу.
Ну что же:
звездам — пепел, душам — ложь,
и пусть опять начнем вращаться мы
вокруг все тех же черных дыр
с их ненасытным чревом.
Ну что ж: убейте все, что хорошо,
сожрите все, что молодо,
так будет вечно,
и ни тебе, ни мне
не суждено сойти с орбиты.

Вот и последняя бороздка стерлась, словно ее никогда и не было. Вокруг мандата стремительно старела Вселенная.

...

Касательные

Загорелый коренастый мальчишка, в футболке и коричневых шортах, стоял по пояс в траве посреди калифорнийского луга. Поля панамы бросали тень на его азиатское лицо. Он не сводил глаз с большого двухэтажного фермерского дома, насвистывая под нос мелодию сонаты Гайдна для фортепьяно.

Из окон верхнего этажа донесся раздраженный мужской голос:

— Черт побери!

Затем удар кулака по чему-то твердому.

После минутной паузы женщина спросила:

— Не получается?

— Нет. Я плаваю в этом, но не вижу ни хрена.

— Расшифровка не идет? — спросила женщина.

— Тессерэкт. Если эта штука не густеет, значит, это не заливное.

Мальчик присел на корточки, ловя каждое слово.

— И что? — спросила женщина.

— Ах Лорен, пока это холодный бульон.

Мальчик лег в траву. На луг он попал, перескочив через изгородь, окружающую новый квартал на другой стороне дороги. Летом занятий в школе не было, а его мать, вернее, приемная мать, не любила, когда он целый день мельтешил перед глазами. Совсем не любила.

Перед его мысленным взором возникла клавиатура гигантского рояля. И он, танцующий на клавишах. Музыку он обожал.

Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним худощавую, седовласую женщину в твидовом костюме. Явно чем-то недовольную.

— Это частное владение, — процедила она.

Мальчик поднялся, отряхнул траву.

— Извините.

— Вроде бы я тебя где-то видела. Как тебя зовут?

— Пол.

— Это имя? — ворчливо спросила она.

— Пол Тремонт. Хотя при рождении мне дали другие имя и фамилию. Я кореец.

— А какое же твое настоящее имя?

— Мои родители велели никогда не упоминать его. Меня усыновили. А вы кто?

Седовласая женщина оглядела его с головы до ног.

— Меня зовут Лорен Дивайс. Ты живешь неподалеку?

Он указал на домики, теснившиеся по другую сторону дороги.

— Землю под эти дома я продала десять лет тому назад. — Она помолчала, о чем-то задумавшись. — Вообще-то я не в восторге от детей, которые гуляют где не следует.

— Простите меня, — потупился Пол.

— Есть хочешь?

— Да.

— Сандвич с сыром подойдет?

Он удивленно посмотрел на нее, кивнул.

В просторной кухне, с линолеумом на полу, со стенами из красного кирпича, он сидел за дубовым столом, уминал сандвич и не сводил с нее глаз. Она столь же пристально смотрела на него.

— Я пытаюсь писать о ребенке, — нарушила она затянувшееся молчание. Это трудно. Я — старая дева и не понимаю детей.

— Вы — писательница? — Он выпил молока.

Она фыркнула:

— Не из известных.

— А наверху ваш брат?

— Нет. Это Питер. Мы живем вместе двадцать лет.

— Но вы же говорите, что вы — старая дева… так называют тех, кто не выходит замуж, кого не любят…

— Замуж я не выходила. А наши отношения с Питером тебя не касаются. Она положила на тарелку сандвич с тунцом, поставила ее и миску с супом на лакированный поднос. — Его ленч.

Не спрашивая разрешения, Пол следом за ней поднялся на второй этаж.

— Здесь Питер работает, — пояснила Лорен.

Пол застыл в дверях, глаза его широко раскрылись. Электронные приборы, компьютерные терминалы, на полках геометрические фигуры из картона вперемежку с книгами и электронными платами. Она поставила поднос на стопку дискет, лежащих на столике.